Своеобразный расцвет логицизм (или логический рационализм) пережил в средневековой Европе. Хотя в это время господствовала христианская вера, стратегический курс на союз веры и разума обеспечил последнему широкий круг автономии. Эти возможности реализовались на пути логического развития под влиянием ряда обстоятельств. Поскольку церковь строго соблюдала запрет на исследовательский эксперимент («нельзя перестраивать природу как храм Творца»), все познавательные усилия сконцентрировались на языковых формах. Создание различных текстов стало единственным уделом всех мыслителей. И логика здесь оказалась незаменимым средством, техника силлогизма хорошо вписалась в авторитарный стиль схоластики с его догмами («большие и средние посылки») и комментаторским творчеством. Венцом средневековых логических штудий стало изобретение казуистики, влияние которой простиралось от структурирования содержания теоретических диссертаций и их защиты до составления сценариев суда инквизиции.
Новое время, казалось бы, принесло революционные перемены: протестантизм разрешил проведение научных экспериментов, теизм уступил место деизму, в философии приоритет перешел от Аристотеля к Платону и Демокриту. Однако в этот период логический рационализм сохранил свои ключевые позиции. Р.Декарт подверг критическому сомнению все, но несомненным для него осталось дедуктивное мышление. Его новация имела отношение только к предпосылочному фактору, аристотелевский опыт наведения уступил место божественному дару врожденных истин. Интеллектуальная интуиция находит эти общие посылки и они становятся началом силлогистического нисхождения к конечным выводам (теоремам или фактуальным утверждениям). Ядром декартовского метода мышления осталась силлогистика, направленность которой хорошо соответствовала теоретическому духу математики, включая и аналитическую геометрию.
Более радикальные изменения в концептуальный образ мышления внес Ф. Бэкон. Он подверг критике схоластическую логику («путь паука») создания новой теории из других старых теорий. «Путь муравья» был отвергнут из-за невозможности получения теории в условиях тотальной регистрации фактов. Самым оптимальным предстал «путь пчелы», сводящийся к индуктивному обобщению чувственно и словесно зафиксированных фактов. Для ограничения неопределенности восходящего «полета» мысли ученого Бэкон предложил ряд таблиц.
Данное нововведение английского философа кажется радикальным лишь на фоне схоластического стиля «высасывания» теории «из пальца» книжных текстов. Индукция как обобщающее наведение теоретических положений из многообразия частных случаев была известна древним исследователям. Но они и, прежде всего, Аристотель не оценивали эту процедуру в качестве акта мышления, ибо придерживались в его отношении весьма строгих критериев. Мышление существует только там, где реализуется однозначный путь к конечному результату. В результате развертывания экспериментальной науки Бэкон пошел на расширение сферы мышления за счет включения сюда индукции. Это означало, что мыследеятель- ность может быть не только теоретической, но и эмпирической. Однако самое главное — кроме строгого (дедуктивного) способа рассуждения может быть нестрогое размышление, где ходы интеллекта регулируются неоднозначно. Связь индукции с эмпирическим мышлением Бэкон лишь наметил. В XIX в. англичанин Дж. С. Милль дал детальную разработку индуктивной логики и оценил ее с точки зрения ключевого понятия вероятности. Индукция предстала в виде сложного комплекса приемов и правил производства эмпирических гипотез, проверка и выбраковка которых предполагает дедуктивные процедуры.
