Как известно, язык – это показатель не только состояния культуры, но и специфики функционирования сознания и особенностей мировоззрения каждой личности. В последние годы все больше ученых склоняются к мнению, что первоначальной функцией слова было его сушестивное воздействие – внушение, подчинение не через рассудок, а разум. Внушаемость посредством слова – глубинное свойство психики, возникшее гораздо раньше, нежели способность к аналитическому мышлению. Считается, что филогенез связан с анатомическими изменениями – развитием третичных полей головного мозга, позволявшими удерживать в памяти впечатления от окружающего мира и проецировать их в будущее. Таким образом, реальная жизнь человека протекала параллельно его обратной – мифической, воображаемой стороной. Есть мнение, что данная двойственность погрузила человека в тяжелое невротическое состояние, поскольку воображаемая реальность была ярче внешней и довольно подвижной, что затрудняло адаптацию людей к окружающей среде. Некоторые члены сообществ, в особенности вожаки, научились издавать особые звуки-символы, воздействующие на психическое состояние соплеменников стимулирующим и организующим образом, снимая тягостное невротическое состояние. Так возникло слово, сила которого заключалась не в информационном, а суггестивном воздействии. Люди испытывали потребность в таком слове и подчинялись ему беспрепятственно. Возникший особый класс символов-слов, заклинаний, во многих коллективах (лекари-знахари, шаманы) сохранил свою силу почти в неизменном виде.
Сущестивное воздействие языка нисколько не уменьшилось с возникновением и развитием цивилизаций. А. Гитлер, великий практик-манипулятор, писал: «силой, которая привела в движение большие исторические потоки в политической или религиозной области, было с незапамятных времен только волшебное могущество произнесенного слова. Большая масса людей всегда подчиняется могуществу с лова» . «Можно было бы воздвигнуть пирамиду гораздо более высокую, чем пирамида Хеопса, из костей лишь тех людей, которые пали жертвами могущества слов и формул», — отмечал Г. Ле Бон.
Второй формой оперирования языка стало его сознательное трансформирование. Одним из следствий научной революции XVI-XVII веков было создание новых языков с их морфологией, грамматикой и синтаксисом. Язык стал аналитическим, в то время как естественный язык действовал во многом через коннотацию – порождение словом образов и чувств через ассоциации. Отбор слов в естественном языке отражает становление национального характера, уходит в толщу культуры данного народа, являясь показателем отношения человека к миру. Примечательно, например, что на русском языке предложение, выражающее принадлежность («У меня есть книга»), заменяет категорию принадлежности категорией совместного бытия. Считается, что в Новое время слова стали более рациональными, очистив язык от множества уходящих вглубь веков смыслов. В этом видел опасность и М. Хайдеггер: «Упадок языка, о котором в последнее время так много и порядком уже запоздало говорят, есть, однако, не причина, а последствие того, что язык под господством новоевропейской метафизики субъективности почти неудержимо выпадает из своей стихии. Язык все еще не выдает нам своей сути, что он – дом истины Бытия. Язык, наоборот, поддается нашей голой воле и активности и служит орудием нашего господства над сущим» . С развитием средств коммуникаций естественный язык стал заменяться «правильным», пригодным для дикторов, журналистов и телеведущих. Таким образом, язык стал товаром и, создаваясь целым конвейером платных работников, распределялся по законам рынка.
Считается, что свобода слова – показатель гражданственной зрелости общества. Вместе с тем это угроза коренным основам языка, попытка высвобождения его из «дома Бытия». Напротив, установление цензуры «подтачивает зубы слову», отдает дань и уважение его силе. Незаменимый показатель – творчество гениальных мыслителей, создававших свои труды в условиях жесткой цензуры. «Свобода – это сказать, что дважды два четыре, а не пять», — определил Дж. Оруэлл.
Принципиально важным свойством новых слов стало отсутствие явной связи с реальным денотатом. Многие термины, такие как «гуманизм», не имели четкого определения и у разных народов могли трактоваться по-своему. Г. Ле Бон писал, что часто «слова, имеющие самый неопределенный смысл, оказывают самое большое влияние на толпу. Таковы, например, термины: демократия, социализм, равенство, свобода и т.д., до такой степени неопределенные, что даже в толстых томах не удается с точностью разъяснить их смысл. Между тем, в них, несомненно, заключается магическая сила, как будто на самом деле в них скрыто разрешение всех проблем». Г. Ле Бон объяснял данное явление тем, что подобные понятия отражают синтез разнообразных подсознательных желаний людей, вызывая надежду на их реализацию.
